«Если ты действительно любишь ее, — шептал ему внутренний голос, — то полюбишь и его, потому что она счастлива с ним, потому что она любит его…» Гнетущее чувство
смертной тоски сжимало его сердце, и он подолгу не спал по ночам, тысячу раз передумывая одно и то же.
О,
смертная тоска, оглашающая поля и веси, широкие родные просторы! Тоска, воплощенная в диком галдении, тоска, гнусным пламенем пожирающая живое слово, низводящая когда-то живую песню к безумному вою! О, смертная тоска! О, милая, старая русская песня, или и подлинно ты умираешь?.
Сначала-то и горько было, и обидно, и до
смертной тоски доходило, что все взаперти сижу; а потом, слава богу, прошло, к бедным привязалась; да так обсиделась дома, что самой страшно подумать: как это я на гулянье поеду?
За последнее время у Половецкого все чаще и чаще повторялись тяжелые бессонные ночи, и его опять начинала одолевать
смертная тоска, от которой он хотел укрыться под обительским кровом. Он еще с вечера знал, что не будет спать. Являлась преждевременная сонливость, неопределенная тяжесть в затылке, конвульсивная зевота. Летом его спасал усиленный физический труд на свежем воздухе, а сейчас наступил период осенних дождей и приходилось сидеть дома. Зимняя рубка дров и рыбная ловля неводом были еще далеко.
Беспалов метался, перекладывал голову со стороны на сторону, из ранок, пузырясь, со свистом выползала кровавая пена. Он распахнул полушубок, расстегнул мундир, разорвал на груди рубашку. И всем тогда стали видны его раздувшиеся белые плечи, как будто плечи жирной женщины. И он метался, и на лице была
смертная тоска.
— А ведь я тогда обманул игумна… Ей Богу! Ведь нарочно приезжал ему каяться, а слов то и не хватило. Нету настоящих слов — и шабаш. У меня такая бывает
смертная тоска… Слава Богу, кажется, все есть, и можно сказать, что всего есть даже через число. Нет, тоска… А тут… Да, тут вышел совсем даже особенный случай…
Неточные совпадения
— Не упомню, не то сегодня, не то вчера… Горюшко лютое, беда моя
смертная пришла, Устинья Марковна. Разделились мы верами, а во мне душа полымем горит… Погляжу кругом, а все красное. Ах,
тоска смертная… Фенюшка, родная, что ты сделала над своей головой?.. Лучше бы ты померла…
У вас ведь, я думаю,
тоска смертная; посторонних ни души, не с кем слова промолвить, а сами вы только скуку да хандру друг на друга наводите.
И чего-чего только он не делал, чтоб из штата выйти! И тайных советников в нигилизме обвинял, и во всевозможные особые присутствия впрашивался, и уходящих в отставку начальников походя костил, новоявленных же прославлял… Однажды, в
тоске смертной, даже руку начальнику поцеловал, ан тот только фыркнул! А он-то целуя, думал: господи! кабы тысячку!
При этом растягивались особенно неприятно те звуки, на которых ударение не падает. Впечатление достигалось в превосходной степени:
тоску смертную нагнало бы это пение на свежего слушателя.
«Милые мои люди, несчастные люди, — нестерпимо, до
тоски смертной жалко вас, все вас — покидают, все вам — судьи, никем вы не любимы, и нету у вас друзей — милые мои люди, родные люди!..»
—
Тоска смертная, места себе не нахожу, покоя на вижу…
Юлинька. Есть об чем жалеть! и без них
тоска смертная! Вот бы на гулянье или в театр — другое дело.
Андрей. Эх, вся эта канитель — и к чему?
Тоска здесь
смертная… Взять бы саночки, да в Стрельну на своих серых!.. Эх, мороз-морозец, аленькие щечки!..
Да и обеды-то и вечера-то они больше затем дают, чтоб чем-нибудь занять и развлечь себя:
тоска их одолевает
смертная, а помочь не знают чем и даже не думают, что тут [серьезная] помощь нужна…
Анна Петровна. Вы похудели, подурнели… Не терплю я этих романических героев! Что вы строите из себя, Платонов? Разыгрываете героя какого романа? Хандра,
тоска, борьба страстей, любовь с предисловиями… Фи! Держите себя по-человечески! Живите, глупый человек, как люди живут! Что вы за архангел такой, что вам не живется, не дышится и не сидится так, как обыкновенным
смертным?
Таковы признания великого нашего поэта, по общему мнению, жизнерадостного и ясного, как небо Эллады, но, как и оно, знавшего всю силу неутолимой
тоски [И им вторит поэтическое признание великого мастера, исполненного трагической
тоски, Микеланджело Буаноротти. (Мои глаза не видят более
смертных вещей… Если бы моя душа не была создана по образу Божию, она довольствовалась бы внешней красотой, которая приятна для глаз, но так как она обманчива, душа подъемлется к вселенской красоте.)]…
В
тоске, в
смертном страхе и горе подкупил он сторожей и с помощью их бежал из карантина.
— Он мне друг! — с
тоской в голосе продолжал он. — По крайней мере насколько может быть им граф для такого ничтожного
смертного, как я. Но… мне не нравился его взгляд, устремленный на вас… в характере вашего шурина есть черты, которые никто не знает…
Скука
смертная!
Тоска невообразимая! Вчера день провел следующим образом. Поутру, встав от сна, пил чай и думал о том, что было тогда, когда ничего не было. Потом играл сам с собою в шашки и три раза запер себя в трех местах; после игры считал мух, летающих по комнате, но на второй сотне сбился в счете.
— Ох, родненькая… Дай-ка мне состава энтого, умора ведь какая… Солдатикам на позиции тошно,
тоска смертная. А тут этакая забава… Уж я за тебя в варшавском соборе рублевую свечу поставлю: окопный солдат вроде как святой, — тебе это не без пользы будет.
Скука и
тоска смертная! Делов никаких. С веревками висельников тихо; никто не покупает; все отговариваются денежным кризисом, а между тем по клубам в мушку так и лупят.